Гимназия эрнста глюка. Эрнст Глюк — история пастора. Попадание в десятку

11. В этом здании, которое в начале 18 века принадлежало боярам Нарышкиным (родственникам Петра I ), была открыта первая в России классическая гимназия Пастором Глюком. Позже здесь обосновалась Елизаветинская гимназия.

Елизаветинская гимназия

Елизаветинская гимназия была открыта на средства Романовой Елизаветы Федоровны - российской княгини немецкого происхождения. Елизавета родилась в 1864 году в немецком городе Дармштадте. В 1884 году она вышла замуж за великого князя Сергея Александровича (1857-1905), брата императора Александра III (1845-1894), и стала великой княгиней Елизаветой Федоровной. Гимназия была основана в 1880 году для воспитания для детей-сирот, оставшихся после окончания русско-турецкой войны 1877-1878 годов. В 1884 году при нем был открыт пансион-гимназия для девочек, лишившихся отцов. В 1887 году этой гимназии было присвоено имя Елизаветинской. Помимо 70 девочек-сирот Дома воспитания в начале 20 века в гимназии обучалось и большое количество девушек, живших в семьях. Елизаветинская гимназия содержалась на благотворительные средства, в том числе - пожертвования от многочисленных концертов композиторов А.Г. Рубинштейна и П.И. Чайковского. Для строительства дополнительного здания Елизаветинской женской гимназии в Большом Казенном переулке у домовладелицы Лазаревой был куплен земельный участок. Для разработки проекта здания и руководства строительством был приглашен художник-архитектор И. И. Рерберг (1869 - 1932 гг.), впоследствии ставший заслуженным деятелем науки и техники РСФСР, автором и строителем Киевского вокзала в Москве, здания Центрального телеграфа и многих других проектов. В 1911 - 1912 году было построено четырехэтажное здание гимназии с фасадом в классическом стиле. В гимназии имелась своя домовая церковь, кладовые, кухня, столовая, а также квартиры для администрации и обслуживающего персонала. 16 августа 1912 года начался учебный год в новом здании Елизаветинской женской гимназии. При ней по-прежнему оставался пансион, в котором жили 70 воспитанниц, всего в 14 классах гимназии обучалось около 600 человек. Обучение в гимназии было платным - 300 рублей в год - сумма по тем временам доступная лишь богатому сословию. Елизаветинская гимназия славилась блестящими педагогами, такими как А.Н. Возницына - первая начальница гимназии; М.Н. Покровский - известный историк, заместитель Луначарского; С.Г. Смирнов - выдающийся словесник. В гимназии работали высокообразованные и талантливые учителя, из состава которых вышли такие научные работники как действительные члены и члены-корреспонденты Академии Педагогических наук В.Н. Корнилов, А.А. Рыбников, Д.Д. Галанин, профессора А.М. Васютинский, В.П. Болтолон. При женской гимназии кроме штатных работало много служащих, которые бесплатно предлагали свои услуги - врачи, юристы, преподаватели искусств, танцев, музыки. Подобного рода служба считалась государственной и всегда вознаграждалась чинами и знаками отличия. Учебный процесс в гимназии был настолько хорошо поставлен и общепризнан, что ряд высших учебных заведений того времени, как например Высшие женские курсы, принимали выпускниц Елизаветинской гимназии без конкурса. После революции 1917 года бывшая Елизаветинская гимназия стала трудовой школой №64 городского района и было введено совместное обучение. С 1922 года школа стала школой второй ступени № 34 Бауманского района Москвы. Здесь трудилась целая плеяда талантливых учителей: И.В. Митрофанов - первый директор школы; Т.В. Зырянова - учитель русского языка, К.Х. Маньков, А.К. Маньков. В разные годы в школе преподавали талантливые педагоги, ставшие широко известными педагогической науке: авторы учебников - профессора В.Ф. Капелькин, В.А. Крутецкий, В.С. Грибов, А.П. Аверьянов, А.И. Никитюк, В.Е. Туровский; заслуженные учителя РСФСР А.Т. Мостовой, Н.И. Гусятникова. В школе была организована художественная студия, из которой вышли в дальнейшем такие художники и деятели искусств как заслуженный деятель искусств РСФСР А.М. Михайлов, художники братья Фроловы, член Союза архитекторов и живописец Ю.С. Попов. С 1930 года школа стала называться школой фабрично-заводского обучения № 30. В школе работала типография, где учащиеся обучались полиграфическому и печатному делу. В 1936 году школе присваивается номер 330. В этом году значительно увеличилось число учащихся - до 1200 человек, что заставило надстроить еще один - пятый этаж. В 1943 году школа стала мужской гимназией. В 1962 году школа №330 одна из немногих получила право на углубленное изучение математики. Сейчас специализацией школы является углубленное изучение физики, математики и информатики.

Гимназия Глюка

При в этом здании была открыта гимназия Глюка. Вот как в "Курс русской истории" описывает эту гимназию - " Так туманно занималась заря русского школьного просвещения. Своеобразным эпизодом в ходе этого просвещения является школа Глюка. Саксонец родом, энтузиастический педагог и миссионер, получивший хорошее филологическое и богословское образование в немецких университетах, он пастором отправился в Лифляндию, в городок Мариенбург, выучился по-латышски и по-русски, чтобы перевести Библию прямо с еврейского и греческого текста для местных латышей, а для русских, живших в Восточной Лифляндии, с малопонятного им славянского на простой русский язык, хлопотал о заведении латышских и русских школ и для последних переводил на русский язык учебники. В 1702 г. при взятии Мариенбурга русскими войсками он попал в плен и был препровожден в Москву. Тогдашнее московское ведомство иностранных дел нуждалось в толмачах и переводчиках и добывало их всякими путями, приглашало на свою службу иноземцев или поручало им обучать русских иноземным языкам. Так, в 1701 г. директор школы в Немецкой слободе Швиммер был приглашен Посольским приказом на должность переводчика, и ему поручено было обучить языкам немецкому, французскому и латинскому 6 подьяческих сыновей, предназначенных служить переводчиками в этом приказе. И пастору Глюку, помещенному в слободе, отдано было для обучения языкам несколько учеников Швиммера. Но когда обнаружилось, что пастор может обучать не только языкам, но и "многим школьным и математическим и философским наукам на разных языках", ему в 1705 г. устроили в самой Москве целое среднее учебное заведение на Покровке, "гимназию", как она называется в актах. Петр оценил ученого пастора, в доме которого, замечу мимоходом, жила schones Madchen von Marienburq, как звали местные обыватели ливонскую крестьянку, впоследствии императрицу Екатерину 1. На содержание школы Глюка назначено было 3 тысячи рублей, около 25 тысяч на наши деньги. Глюк начал дело пышным и заманчивым воззванием к русскому юношеству, "аки мягкой и всякому изображению угодной глине"; воззвание начинается словами: "Здравствуйте, плодовитые, да токмо подпор и тычин требующие дидивины!" Тут же была напечатана и программа школы с перечнем преподавателей, все выписных из-за границы: учредитель вызывался обучать географии, ифике, политике, латинской риторике с ораторскими упражнениями, философии картезианской, языкам -- французскому, немецкому, латинскому, греческому, еврейскому, сирскому и халдейскому, танцевальному искусству и поступи немецких и французских учтивств, рыцарской конной езде и берейторскому обучению лошадей. По сохранившимся и недавно изданным документам, идущим с начала 1705 г.; когда школа была утверждена указом, можно составить довольно обстоятельную историю этого любопытного, хотя и недолговечного общеобразовательного заведения. Ограничусь лишь немногими чертами. По указу школа предназначалась для бесплатного обучения разным языкам и "философской мудрости" детей бояр, окольничьих, думных и ближних и всякого служилого и купецкого чина людей. Глюк приготовил для своей школы на русском языке краткую географию, русскую грамматику, лютеранский катехизис, молитвенник, изложенный плохими русскими стихами, и ввел в преподавание руководства к параллельному изучению языков чешского педагога XVII в. Коменского, из которых Orbis pictus, Мир в лицах, обошел чуть ли не все начальные школы Европы. По смерти Глюка в 1705 г. "ректором" школы стал один из ее учителей, Паус Вернер; но за его "многое неистовство и развращение", за продажу школьных учебников в свою пользу ему от школы было отказано. Глюку предоставлено было приглашать учителей из иноземцев, сколько ему понадобится. В 1706 г. их было 10; они жили в школе на казенных меблированных квартирах, образуя застольное товарищество; кормила их за особое вознаграждение вдова Глюка; сверх того они получали денежное жалованье со столовыми от 48 до 150 рублей в год (384--1200 рублей на наши деньги); при этом все просили прибавки. Кроме того, при школе полагались слуги и лошади. Из пышной программы Глюка преподавались на деле только языки -- латинский, немецкий, французский, итальянский и шведский, учитель которого преподавал и "гисторию", сын Глюка готов был излагать и философию всем охотникам "феологских сладостей", если таковые найдутся, а учитель Рамбур, танцевальный мастер, вызывался преподавать "телесное благолепие и комплементы чином немецким и французским". Курс состоял из трех классов: начального, среднего и верхнего. Ученикам обещано было важное преимущество: окончившим курс "в службу неволею взятья не будет", будут они приниматься на службу, когда пожелают, по состоянию и искусству. Школа объявлена была вольной: в нее записываются "своею охотою". Но принцип академической свободы скоро разбился о научное равнодушие: в 1706 г. в школе было только 40 учеников, а учителя находили, что можно прибавить еще 300. Тогда недоросли, дети "знатных чинов", в науке не состоящие, были оповещены указом, чтоб "они привожены были в тое школу безо всякого отбывательства и учились на своих довольствах и кормах". Но эта мера, кажется, не пополнила школы до желаемого комплекта. В первое время среди ее учеников являются князь Барятинский, Бутурлин и других знатных людей дети на своем содержании; но потом в школу вступают все люди с темными именами и большею частью в "кормовые ученики", на казенные стипендии в 90--300 рублей на наши деньги. Вероятно, это были в большинстве сыновья приказных людей, учившиеся по распоряжению начальства их отцов. Состав учащихся был очень пестр: в нем встречаются дети беспоместных и безвотчинных дворян, майоров и капитанов, солдат, посадских людей, вообще люд недостаточный; один ученик, например, жил на Сретенке у дьякона, нанимал угол со своею матерью, а отец его был солдат; учеников "безжалованных", своекоштных было меньшинство. В 1706 г. установлен был штат в 100 учеников, которым "давать жалованье определенное", увеличивая его с переходом в высший класс, "дабы охотнее учились, и в том стараться как возможно, чтобы поспешно учились". Для учеников, живших далеко от училища, учителя просили устроить общежитие, построив на школьном дворе 8 или 10 малых изб. Ученики считались своего рода корпорацией: их коллективные челобитья начальство принимало во внимание. В канцелярских бумагах немного указаний на ход преподавания в школе; но по указу о ее учреждении записавшиеся в нее могли учиться, "каких наук кто похочет". Очевидно, и тому времени не чужда была идея предметной системы. Школа не упрочилась, не стала постоянным заведением: ученики ее постепенно расползались, переходили кто в славяно-греко-латинскую академию, кто в медицинскую школу при московском военном госпитале, устроенном в 1707 г. на реке Яузе под руководством доктора Бидлоо, племянника известного лейденского профессора; иные были командированы для дальнейшей науки за границу или пристроились в московской типографии; многие из помещичьих детей самовольно разъехались по деревням, т.е. бежали, соскучившись по матерям и сестрам. В 1715 г. последние учителя, оставшиеся в школе, были переведены в Петербург, кажется, в открывавшуюся тогда морскую академию. После о школе Глюка вспоминали как о смешной затее мариенбургского пастора, бесполезность которой заметил, наконец, и Петр. Гимназия Глюка была у нас первой попыткой завести светскую общеобразовательную школу в нашем смысле слова. Мысль оказалась преждевременной: требовались не образованные люди, а переводчики Посольского приказа, и училище Глюка разменялось на школу иностранных корреспондентов, оставив по себе смутную память об "академии разных языков и кавалерских наук на лошадях, на шпагах" и т.п., как охарактеризовал школу Глюка князь Б. Куракин. После этой школы учебным заведением с общеобразовательным характером оставалась в Москве только греко-латинская академия, рассчитанная на церковные нужды, хотя еще не утратившая всесословного состава. Брауншвейгский резидент Вебер, в 1716 г. уже не заставший школы Глюка, очень одобрительно отзывается об этой академии, где училось до 400 студентов у ученых монахов, "острых и разумных людей". Студент высшего класса, какой-то князь, сказал Веберу довольно искусную, заранее выученную латинскую речь, состоявшую из комплиментов. Любопытно его же известие о математической школе в Москве, что преподаватели в ней -- русские, за исключением главного из них, англичанина, превосходно обучившего многих молодых людей. Это, очевидно, знакомый уже нам эдинбургский профессор Фарварсон. Значит, заграничные учебные посылки не были совсем безуспешны, дали возможность снабдить школу русскими преподавателями. Но успехи добывались нелегко и небезгрешно. Заграничные ученики своим поведением приводили в отчаяние приставленных к ним надзирателей; учившиеся в Англии нашалили так, что боялись воротиться в отечество. В 1723 г. последовал одобрительный указ, приглашавший шалунов безбоязненно воротиться домой, во всем их прощавший и милостиво обнадеживавший в безнаказанности, обещавший даже награды "жалованьем и домами"."

Иоганн Эрнст Глюк (нем. Johann Ernst Glck, латыш. Ernsts Gliks; 10 ноября 1652, г. Веттин близ Магдебурга, Саксония - 5 мая 1705, Москва) - немецкий лютеранский пастор и богослов, педагог и переводчик Библии на латышский и русский языки.

Биография

Родился в городе Веттине близ Макдебурга, в семье лютеранского пастора. Учился в гимназии в Альтенбурге, затем изучал богословие в Виттенбергском и Лейпцигском университете.

В 1673 году переселился в Видземе, Лифляндия, для проповеднической деятельности. В то время Видземе принадлежало Швеции, в которой началось самостоятельное правление короля Карла XI. Усиление активности лютеранских кругов, выступающих с широкой программой культурной деятельности, направленной в том числе на религиозное просвещение, сделало актуальным вопрос о быстром и надежном переводе Библии на латышский язык. Глюк не был готов к выполнению этой задачи, связанной со знанием древнееврейского и греческого языков и уезжает в Германию, где в Гамбурге изучает древние языки под руководством знаменитого ориенталиста Себастьяна Эзарда.

В 1680 году он возвращается в Лифляндию, в том же году он был рукоположен в пасторы при гарнизоне Динамюнде, перевел Большой катехизис, затем взялся за перевод Библии. В 1683 году оканчивает перевод Нового завета и назначается пастором в Мариенбург (совр. г. Алуксне в Латвии). Просветительская деятельность Глюка не ограничивалась только переводом Библии, им были организованы школы, в которых латышские дети смогли получать образование на родном языке, а затем преподавать в приходах, где он был пробстом. В Мариенбурге он учредил народную школу и начал хлопотать об учреждении при пробстских приходах школ для подготовки учителей. По его инициативе была открыта также русская школа для детей старообрядцев, бежавших от преследований из России.

В Мариенбурге в его доме в качестве служанки (по принятой в доме Романовых официальной версии - в качестве воспитанницы) жила Марта Скавронская (жена Иоганна Крузе по воле пастора Глюка), овдовевшая и ставшая любовницей и впоследствии женой первого российского императора Петра I. В 1724 году под именем Екатерина I была коронована на российский престол, став первой российской императрицей.

В 1687 году назначается пробстом в Кокенгаузене (Кокнесе).

Пастор Глюк в России

25 августа 1702 года в ходе Северной войны и входом русских войск в Шведскую Ливонию пастор Глюк был пленён и перевезён в Псков, а 6 января 1703 года в Москву. Первые недели были тревожными, его держали как пленного в Китай-городе, в подворье Ипатьевского монастыря. Затем он был поселён в доме пастора Фагеция в Немецкой слободе, без караула, под расписку пастора.

В феврале 1703 году пленному пастору поручили обучать иностранным языкам нескольких русских детей в Москве, которым предстояла служба в Посольском приказе: троих братьев Веселовских - Авраама, Исаака и Фёдора Павловичей, для обучения немецкому, латинскому и другим языкам, затем передают для продолжения образования учеников Швимера в Немецкой слободе. Пётр I оценил знания и опыт Глюка и охотно поддержал его предложение об учреждении в Москве «большой школы» для юношей, в которой можно было бы учить не только иностранным языкам, но и риторике, философии, географии, математике, политике, истории и другим светским наукам.

Под школу Глюка был отведен дом № 11 по ул. Маросейка, принадлежавший не оставившему наследников боярину В. Ф. Нарышкину. В царском указе от 25 февраля 1705 года говорилось, что школа открывается для «общие всенародные пользы», для обучения детей «всякого служи­лого и купецкого чина людей… которые своею охотою приходить и в тое школу записываться станут». Чуть позже пастор Глюк добился присвоения своей школе статуса гимназии. По его замыслу, она должна была готовить не просто государственных служащих со знанием языков, а мыслящих, образованных людей, готовых продолжить образование в европейских университетах. Для своей школы он составил учебники на русском языке, пригласил иностранных учителей. Но 5 мая 1705 года он неожиданно умер, был похоронен на старом немецком кладбище в Марьиной роще (не сохранилось). После смерти Глюка в гимназии изучались лишь иностранные языки, а в 1715 году она была и вовсе закрыта. За время её существования было обучено 238 человек.

В. О. Ключевский описал гимназию так: «Гимназия Глюка была у нас первой попыткой завести светскую общеобразовательную школу в нашем смысле слова. Мысль оказалась преждевременной: требовались не образованные люди, а переводчики Посольского приказа».

Глюк принимал участие и в делах московской евангелической общины: в 1704 году он также был избран третейским судьёй для разбора споров, возникших среди членов общины. В Москве он занимался также переводами на русский язык Нового Завета и лютеранского катехизиса, а также составил одну из первых русских грамматик. Новый перевод Библии на русский язык был утрачен после смерти пастора.

Семья

  • Христиан Бернард Глюк (1680-1735) был сначала учителем в московской школе отца, а потом камер-юнкером царевича Алексея Петровича и асессором и советником Камер-коллегии.
  • Эрнст Готлиб Глюк (1698 (?) - 1767) - российский государственный деятель, вице-президент Юстиц-коллегии Лифляндских и Эстляндских дел.
  • Агнета, замужем за майором Гранком.
  • Христина, замужем за полковником фон Кошкуль.
  • Елизавета (ум. 1757), наследница мызы Ая, статс-дама, замужем за адмиралом Никитой Петровичем Вильбоа.
  • Маргарита, фрейлина цесаревны Елисаветы Петровны, жена Родиона Михайловича Кошелева.

К дочерям Глюка императрица Екатерина относилась как к родным сёстрам и, щедро жалуя их, помогла им занять почётное место в обществе.

М. И. Пыляев утверждает, что шталмейстер Р. М. Кошелев и гофмейстер Д. А. Шепелев были женаты на родных сёстрах и даже дома в Петербурге выстроили рядом другом с другом.

В родословцах остзейского дворянства одна из дочерей пастора Глюка, именем Маргарита, показана женой последовательно двух братьев фон Фитингоф.


Под школу Глюка был отведен дом № 11 по ул. Маросейка , принадлежавший не оставившему наследников боярину В. Ф. Нарышкину . В цар­ском указе от 25 февраля 1705 года говорилось, что школа открывается для «общие всенародные пользы», для обучения детей «всякого служи­лого и купецкого чина людей… которые своею охотою приходить и в тое школу записываться станут». Чуть позже пастор Глюк добился присвоения своей школе статуса гимназии. По его замыслу, она должна была готовить не просто государственных служащих со знанием языков, а мыслящих, образованных людей, готовых продолжить образование в европейских университетах. Для своей школы он составил учебники на русском языке, пригласил иностранных учителей. Но 5 мая 1705 года он неожиданно умер, был похоронен на старом немецком кладбище в Марьиной роще (не сохранилось). После смерти Глюка в гимназии изучались лишь иностранные языки, а в 1715 году она была и вовсе закрыта. За время её существования было обучено 238 человек.

Глюк принимал участие и в делах московской евангелической общины: в 1704 году он также был избран третейским судьей для разбора споров, возникших среди членов общины. В Москве он занимался также переводами на русский язык Нового Завета и лютеранского катехизиса, а также составил одну из первых русских грамматик. Новый перевод Библии на русский язык был утрачен после смерти пастора.

Семья

Глюк был женат на Христине Рейтерн (ум. 29 сентября 1740 года) и имел 2 сыновей и 4 дочерей:

К дочерям Глюка императрица Екатерина относилась как к родным сёстрам и, щедро жалуя их, помогла им занять почётное место в обществе .

В родословцах остзейского дворянства одна из дочерей пастора Глюка, именем Маргарита, показана женой последовательно двух братьев фон Фитингоф .

Напишите отзыв о статье "Глюк, Эрнст"

Примечания

Литература

  • Астафьев Н. А. Опыт истории Библии в России в связи с просвещением и нравами, СПб., 1892; RGG, Bd. 2, S. 1629-30.
  • «Mach dich auf und werde licht - Celies nu, topi gaiss» - Zu Leben und Werk von Ernst Glück (1654-1705). Akten der Tagung anlässlich seines 300. Todestages vom 10. bis 13. Mai 2005 in Halle (Saale). Herausgegeben von Schiller, Christiane / Grudule, Mara. Wiesbaden, Harrasowitz, 2010.

Отрывок, характеризующий Глюк, Эрнст

Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C"est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей, есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.

12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир, [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.

(сегодня 316-я годовщина)

Подробное описание:

Иоганн Эрнст Глюк немецкий лютеранский пастор и богослов, педагог и переводчик Библии на русский язык. 25 августа 1702 года в ходе Северной войны и входа русских войск в Шведскую Ливонию, пастор Глюк был пленен и перевезен в Псков, а 6 января 1703 года доставлен в Москву. Его держали как пленного в Китай-городе, в подворье Ипатьевский монастыря. Затем он был поселен в доме пастора Фагеция в Немецкой слободе, без караула, под расписку пастора. В Москве ему отдают в научение первых русских учеников для обучения немецкому, латинскому и другим языкам. В под школу Глюка был отведен дом на ул. Маросейка. Были приглашены иностранные учителя. Петр I поощрял это начинание. Он ввел в школе физическую подготовку как предмет, в которую входили: фехтование, верховая езда, гребля, парусное дело, стрельба из пистолета, танцы и игры. В цар­ском указе говорилось, что школа открывается для «общие всенародные пользы», для обучения детей «всякого служи­лого и купецкого чина людей… которые своею охотою приходить и в тое школу записываться станут». Однако после смерти Глюка в школе изучались лишь иностранные языки, а в 1715 году она была и вовсе закрыта. За время её существования было обучено 238 человек.

Марина Флеровская

Как известно, конец XVII - начало XVIII века ознаменовались крупными переменами в жизни государства Российского. После "Великого посольства" (1697-1698 годы) усиливалось его общение и крепли связи с западноевропейскими странами, в некоторых из них учреждались русские миссии, а значит, нужны были люди, владеющие иностранными языками. Иностранцы, состоявшие на службе при Посольском приказе, занимались с небольшими группами русских юношей. Этот же приказ направлял россиян за границу для изучения языков и совершенствования в них, что требовало огромных затрат.

Знать также стремилась обучать языкам своих детей. В родовитые семьи приглашали иностранцев, что крайне де нравилось Петру I, который писал: "Еще же многи желают детей своих учити свободных наук и отдают зде оные иноземцом; иные же и в своих домах держат будто учителей иноземцов же, которые словянского языка нашего не знают право (правильно. - М. Ф.) говорити, к сему же еще иных вер и при учении том малым детям вред, а речи своей от неискусства повреждение".

В начале XVIII века было решено при Посольском приказе создать так называемую "немецкую школу", в которой бы русских юношей для нужд государственной службы обучали "розным европейским языкам".

23 июля 1701 года по указу Петра I в Посольский приказ был взят как переводчик с латинского, шведского и немецкого языков выходец из Саксонии Николай Швимер, состоявший "ректором" школы при Ново-Немецкой слободе. Ему следовало "учить словенского речения и письму русских всяких чинов людей и детей, что к тому учению даны, и учить с непрестанным прилежанием, а для того ему дать постоялый двор… а как они там наукам научатся и им быть в Посольском приказе в переводчиках"*. В ноябре 1701 года Швимеру отвели под школу помещение в Немецкой слободе и дали шестерых учеников - сыновей подьячих: Василия Кудревского, Петра Губина, Федора Богданова, Семена Андреева, Ивана Грамотина и сына тяглеца Мещанской слободы Самойлу Копьева (в некоторых документах упоминается еще один - Яков Грамотин).

* Все цитаты, приведенные в статье, взяты из исследования "О немецких школах в Москве в первой четверти XVIII века (1701- 1715 гг.). Документы московских архивов, собранные С.А. Белокуровым и А.Н. Зерцаловым". М.,1 907.

Василий Кудревский, ранее обучавшийся в греко-латинской школе, в конце 1701 или начале 1702 года подал челобитную о назначении "кормовых денег", и с 18 апреля 1702 года "за прилежание в немецком и латинском язьщех учении" ему назначили поденный корм "по 10 денег в день" из Посольского приказа, ведавшего школой и отпускавшего средства на ее содержание.

Остальные ученики тоже старательно занимались, проявляя не только любовь к учению, но и способности к языкам. Вот что писал Швимер в декабре 1702 года в ответ на челобитную воспитанников школы о даче поденного корма.

"Иван Грамотин. Малой изрядной, смирный, радетельной... приходом всех последний, но всех по се число радением и тщанием своим превзошел… Сей всех лутчей по-немецки говорит, других побуждая к радению своему…

Самойло Копьев. И сей - остер, добр и к учению попремногу способичает, пишет по-латьни и по-немецки, говорит по-немецки…

Федор Богданов. Нарядной малой, любит учение…

Петр Губин. И он изрядную надежду доброго и ученого мужа имущего быти о себе обещает, детище доброе… трудолюбивое. Читает, пишет по-латыни и по-немецки".

В начале 1703 года Швимера освободили от работы в школе, а его учеников передали пастору Эрнсту Глюку (Глику) - человеку весьма интересному, талантливому, эрудированному, увлеченному. Но как попал в Россию пастор, посвятивший себя благородному делу просвещения?

Мы знаем, что Эрнст Глюк родился 10 ноября 1652 года в Веттене (герцогство Магдебургское, Саксония) в семье священника, учился в Виттенбергском и Лейденском университетах, изучал богословие, восточные языки. В 1673 году он поселился в Лифляндии, проповедовал слово Божие, изучал латышский язык и решил сделать перевод Священного Писания для латышей. Однако, взявшись за это, обнаружил, что недостаточно хорошо знает греческий и еврейский языки, и для усовершенствования в них отправился в Гамбург к известному ориенталисту Эзарду Чардо. В 1680 году Глюк возвратился в Лифляндию, стал гарнизонным проповедником в Дюнемюнде, еще через три года - пастором в Мариенбурге, городе, находившемся вблизи московских земель, и в Зельтингофе (Сельтингофе), а затем проботом (старший протестантский священник в Северной Германии - М. Ф.) в Коканхаузском округе.

В 1684 году с супер-интендантом Лифляндии Иоанном Фишером, своим соучеником и другом, Глюк посетил короля Швеции, под властью которого в ту пору находилась Лифляндия, ознакомил его со своими проектами перевода на русский язык учебников и учреждения в Лифляндии русских школ при латышских приходах. Король проявил интерес к проектам (возможно, отчасти по политическим мотивам), одобрил их и собирался осуществить, но вскоре умер.

Эрнст Глюк от своих намерений не отказался, о чем свидетельствует письмо, отправленное в Москву в 1699 году. В нем пастор сообщает, что изготовил на русском языке школьные книги и занимается переводом славянской Библии на русский язык. Таким образом, в России уже были хорошо осведомлены о просветительской деятельности Глюка.

В 1700 году началась Северная война. 25 августа 1702 года русские войска захватили Мариенбург. Глюк с семьей, учителем его детей и слугами был взят в плен. Б.П. Шереметев известил об этом Петра I, и государь распорядился привезти Глюка в Москву, решив, очевидно, использовать его знания и опыт. 6 января 1703 года пленников доставили в Москву в ведение Разрядного приказа. Поместили их "под караулом" в подворье Костромского Ипатьевского монастыря, расположенного между Ильинкой и Варваркой в Ипатьевском переулке, и подьячему Т. Шишляеву приказано было "того апта со всеми полонянниками надзирать со всякою осторожностью".

Указом от 19 января 1703 года повелевалось "взятого в полон… в Мариенбурге… апта, который был тамо в начальнейших пасторах и умеет многим школьным, и математическим, и философским наукам на розных языках, взять для своего великого государя дела с женою ево и с детьми и с челядями из Разряду в государственный Посольский приказ". На следующий день Эрнст Глюк был передан в Посольский приказ, и ему назначили жалованье, то есть приняли на государственную службу.

В феврале 1703 года пастору Глюку передали учеников Швимера для обучения латинскому, немецкому и другим языкам, а в начале марта добавилось еще трое юношей - братья Авраам, Исаак и Федор, сыновья стольника П.Я. Веселовского.

Занятия продолжались и в летние месяцы, причем шли они настолько успешно, что к концу года Эрнст Глюк, обращаясь в письме к Ф.А. Головину, просит "учительскую работу нашу пересмотрети и учеников испытати: понеже что очима узрим, известнейше веруем, и от сих начненных дел легко будет и будущих рассуждати". Последние слова свидетельствуют о том, что у Глюка уже созрел план создания более крупного учебного заведения, нежели вверенная ему школа, так как он просит указаний Петра I об издании некоторых переведенных книг, и среди них "Преддверие к познанию русского, немецкого, латинского и французского языков"", поскольку "без книг не мочно в полезных науках полезно успети, такоже и вскоре при школьных делах явно будет, колику и какову ползу такими книгами государства вашего ученик и охотники будут приобретати".

Следует заметить, что по указу Петра I от 18 июня 1704 года Глюку надлежало выдать "сто рублей из Посольского приказа из наличной казны" для жалованья учителям. Имена учителей в документе не названы. Есть основания полагать, что ими был Ян Мерлот (Ламбарт), который, возможно, перевел французскую грамматику ("Преддверие к познанию"), сын Глюка - Христиан Бернард Глюк, лифляндец Густав Вурм, плененный в Мариенбурге вместе с Глюком и до определения в школу учивший русских в Немецкой слободе, Иоганн Паус, получивший профессорское звание в Галле и прибывший в Москву в январе 1702 года для обучения детей в Немецкой слободе в помощь пастору Шарсмиту, а также Христофор Бюхнер, присланный Андреем Измайловым в Москву из Копенгагена 13 ноября 1703 года "для учения розным языкам русских детей" и 8 декабря принятый на службу указом Петра I.

Не исключено, что Эрнст Глюк представил проект задуманной им школы, где должны были обучать не только иностранным языкам, но и другим предметам. Основанием для этого служит выписка по делу о предложении Глюка, сохранившаяся в архивах, но не датированная. В ней сказано: "Мариенбургский препозит или апт… доносит, что может он его царскому величеству служить в науке дюже различным хитростям, а именно: латинского, немецкого, еврейского и иных восточных языков; такоже на словенском языке риторике, философии, геометрии, географии и иным математическим частям и политике, гистории и прочим гражданским наукам принадлежащему; да он искусен и врачеванию может и тому учить. И бьет челом великому государю, дабы указал ему дать какой дом в Немецкой слободе и учредить в нем классы… школ иностранных, и в тех школах приказал у него тем наукам учиться русским, сколько их числом будет; а он может для той науки прибрать к себе на вспоможение иных учителей во всяких ведениях и языках и станет над ними надзирать и сам учить. И уже он в надежде на милость великого государя принял одного учителя французского языка и переводит французскую грамматику на словенский язык для удобнейшего учения. И ежели ему о том указ… будет, то может он тою наукой не малой Московскому государству плод принести".

Резолюция на представленный проект неизвестна, однако на основании отчасти косвенных, отчасти более поздних документов и событий видно, что намерение Глюка нашло поддержку. Доказательством тому служат, во-первых, поручение начальника Посольского приказа Ф.А. Головина, данное в июле 1703 года дьякам: "Мариенбургскому апту… скажите, чтоб он того учителя французского языка, которого принял, держал и велел ему при иных науках учеников учить французскому языку", а во-вторых, то, что в марте 1704 года "немецкий апт с учители и учениками" были переведены из Немецкой слободы на Большую Покровскую улицу (позже была названа Маросейкой) во двор умершего боярина В.Ф. Нарышкина, переданный школе. Двор находился на углу Покровской улицы и Златоустинского переулка. На его месте в наши дни стоит дом № 11, где в начале ХХ века помещалась Елизаветинская гимназия.

Современное здание на Маросейке 11, где когда-то располагалась гимназия Глюка.

Занимаемые школой палаты требовали серьезного ремонта: нужно было починить окна, потолки, полы, двери, исправить печи и трубы, сделать лавки, построить горницу для учителей, ютившихся в полотняных чуланах. Согласно поданному Глюком прошению, на ремонт требовалось 278 рублей. Кроме того, к зиме следовало заготовить дрова, нанять истопников. В первой половине 1707 года была произведена заметная перестройка школьного двора и сделаны новые светлицы для учителей.

От пожара, вспыхнувшего в ночь на 4 сентября 1707 года у Соляного двора и захватившего Покровскую улицу, сильно пострадал школьный двор - выгорели все деревянные строения. Школу пришлось перевести сначала на Плещеев двор, затем на Новгородское подворье, находившееся у Китай-города на Ильинке, почти напротив Посольского приказа.

Официально учреждение нового учебного заведения в Москве, вошедшего в историю как гимназия пастора Глюка, закреплено именным указом от 25 февраля 1705 года. В нем говорится: "…для общей всенародной пользы учинить в Москве школу во дворе В.Ф. Нарышкина, который в Белом городе на Покровке, а в той школе бояр и окольничих, и думных, и ближних всякого служилого и купецкого чина людям детей их, которые своею охотою приходить в тое школу записываца станут, учить греческого, латинского, итальянского, французского, немецкого и иных розных языков и филисофской мудрости, а за то учение с тех учеников денежного и никакого и в его неволею взятия не будет, и о том по грацким воротам прибить указы. А тое школу во всяком управлении ведать в Ингерманской канцелярии".

По указу от 7 марта 1705 года в школу принимали охочих до учения недорослей "всякого состояния". При записи поступающий должен был назвать избранный для изучения язык. Занятия были бесплатными. В школе насчитывалось восемь учителей-иноземцев, приглашенных либо волею судеб попавших в Россию.

В первые годы существования школы число учеников было небольшим: к уже знакомым нам воспитанникам Эрнста Глюка прибавилось двое - сын дьяка Волкова Петр и подьячий сын Алексей Никитин. В 1705 году в школу записалось шестнадцать детей служилых людей и два боярских сына. В сентябре занятия посещали уже около тридцати человек.

Гимназия петровских времен.

Глюк стремился привлечь к школе внимание общества, увеличить число учащихся, для чего составил довольно витиеватое воззвание, так называемое "Приглашение к Российским юношам, аки мягкой к всяческому изображению угодной глине". Вслушаемся в своеобразный, доносящий дух времени язык этого обращения пастора.

"Здравствуйте плодовитьrе, да токмо подпор и тычин требующие дидевины! По указу державнейшего нашего Монарха полюбится мне термиточию словесам вас с изъяснении разума вашего обучити.

Врата умудрения ныне отпиралися.

…Вы сами в своей пазухе обрящете причины, для которых вам достоит покорно сие призвание внимати и послушно остроумие свое приклонити, и что полезно вълиется принимати.

Понеже младая юность, аки воск преобразится, часто в злобу превратится.

И истинным нарицанием в первых летах безумствует… Благо одумай, что благочестие не прирождается, но пристязается. Нива бо не делана носит пшеницу, но волчец и осоты. Подобает разум ваш очищати и соху прозорливого наказания прилагати: семена же благих наук розсеяти сей чин есть и сей путь к жатве обильнейшей.

Сии же врата вам ныне отпираются.

…Егда путь к сим вратам… не знаете, а десница готова немощных водити, плавающим помогати и всяким заблудящимся… светило предносити; и тако на сем пути целы будьте от заблуждения".

За "Приглашением" следовал "Каталог учителей и наук", из которого можно было узнать, что "Иоанн Рейхмут учит географии и из философии деятельныя Итику и Политику, такоже и вышним (старшим - М.Ф.) ученикам латинский язык, риторским изъяснениям разполагает от гисторических второв Курция Юстина, от поетистских же Вергилия и Орация истолкует…

Христиан Бернард Глик учит философию Картезианскую, когда угодно ученики будут, такожде и язык греческий, еврейский, сирийский, халдейский в пользу всем охотникам фелогских сладостей…

Отто Биркан научит первых зачальников по-немецки и по-латыни читати и писати и арифметическую науку изъявит.

Стефан Рамбург, танцевальный мастер, телесное благолепие и комменты чином немецким и французским научает.

Иоанн Штурмевел, конский учитель, охотников от первых детей научает кавалерийским чином ехати и лошадей во всяких школах и манерах умудрити".

Как видно, "Каталог" дает представление о программе школы, составленной Глюком. Главное место отводится в ней изучению иностранных языков. (Отметим для себя, что в приведенных документах ни слова не говорится о преподавании религии.)

"Приглашение", несомненно, пробудило интерес к новой школе, и число ее учеников значительно выросло, достигнув в 1710 году семидесяти семи человек. Среди воспитанников гимназии были дети чиновников, богатых купцов, иностранцев, поселившихся в Москве, а также придворной знати (князья Голицыны, Прозоровский, Бестужев-Рюмин, Бутурлин, Головин).

Эрнст Глюк руководил школой с февраля 1703 по май 1705 года. 5 мая 1705 года он скончался и был похоронен на Старом немецком кладбище у Марьиной рощи (там Н.М. Карамзин видел его надгробие).

29 мая 1705 года начальником гимназии временно назначается учитель Иоганн Паус. Этим многие были недовольны, особенно Христиан Бернард Глюк, видимо, рассчитывавший занять место отца. И вот на основании челобитной учителей, доносительного письма П. Веселовского и допросов учеников указом ПетраI1 от 15 июля 1706 года Иоганну Паусу "за его многое неистовство и развращение от той школы отказано", и ректором был назначен учитель Христофор Битнер, возглавлявший гимназию до 1710 года.

В Ижорскую канцелярию, в ведении которой находилась школа, 10 сентября 1706 года поступил указ Петра I, повелевавший "быть переводчику Петру Коету по управлении и надзирании школы… и приискать на Москве из стольников или из приказных людей русского народу доброго человека, который бы ту памятную (школу. - М.Ф.) управлять и надзирать…". П. Коет, переводчик Посольского приказа, рекомендовал стольника П. Веселовского. Так в школе появились кураторы, причем Коет помогал Веселовскому главным образом в ведении отчетности по отпускавшимся на содержание гимназии средствам и их расходованию, то есть был казначеем.

После смерти Глюка порядок приема в школу несколько изменился - в октябре 1705 года было указано: "А хто в той школе похочет быть в учении, и тех, по челобитью, записывать в Ингерманландской же канцелярии и отсылать в тое школу". Все ученики разделялись на "кормовых" и "некормовых", или "своекоштных". "Корм" выдавали по челобитью как за успехи в науках, так и "за многие труды отцов". Сумма кормовых денег зависела от успеваемости. На одном из списков "кормовых" учеников помечено: "Подписать учителям, кто в коем градусе науки и кто ленив и туп". Кормовые деньги выдавали только за дни учения, у отсутствующих на занятиях ("нетников") их вычитали. В случае "скорби" (болезни. - М.Ф.) деньги ученики получали.

Существовало и деление на три возрастные группы - младшую, среднюю и старшую. В младшей группе изучали латынь, иностранный язык, избранный при поступлении в школу, и начала арифметики. В средней группе к этим предметам добавлялись другие общеобразовательные дисциплины, в том числе география. Ученики старшей группы совершенствовались в языках, изучали философию, высшие разделы арифметики.

Общеобразовательные предметы школьной программы (география, философия, история, арифметика, в которую входили алгебра, геометрия, тригонометрия), равно как и танцы, фехтование, верховая езда, "комплименты", были обязательны для всех учеников независимо от избранного ими языка.

Среди бумаг Иоганна Пауса сохранилось расписание занятий в гимназии, из которго мы узнаем, что жившие при школе ученики вставали в 6 часов утра, день начинали молитвой и чтением церковных книг. С 9 до 10 часов в классах изучали "Картины мира" Яна Амоса Каменского; с 10 до 12 часов штудировали латынь и латинскую грамматику; с 12 до l часа ученики завтракали; с l до 2 часов проходили правописание и готовились к следующим урокам; с 2 до 3 часов шли уроки каллиграфии, французской и немецкой грамматики; с 3 до 4 часов младшие ученики занимались арифметикой, переводом пословиц, читали Вергилия, Корнелия Непота, а старшие совершенствовались в риторике и фразеологии; с 4 до 5 часов у младших учеников были уроки французского языка. Следующий час отводился для занятий историей и приготовления домашнего задания.

После 6 часов вечера часть учеников отпускали домой, вероятно, младших, остальные занимались арифметикой, риторикой, "филисофией" или готовили заданные уроки.

При преемниках Глюка гимназия неуклонно утрачивала общеобразовательный характер. Так, в 1708 году на общеобразовательные предметы отводилось всего два-три учебных часа, в остальное же время учили иностранные языки, среди которых появились итальянский и шведский. Это привело к тому, что в 1710 году гимназия фактически перестала существовать и распалась на четыре языковые школы - латинскую, немецкую, французскую и шведскую.

Ученики покидали гимназию - одни с разрешения переходили в другие школы (например, в 1711 году четверо записались в Математическую школу, из них троих приказали вернуть, десятерых отослали "к инженерной науке", в 1713 году два ученика перешли в Госпитальную школу), иные самовольно бросали учение.

13 июля 1714 года В. Поликарпов доносил о побеге: "Собою с Москвы съехали" четырнадцать учеников, один "испомещен" в Костромском уезде, тринадцать "из малого жалованья учились и от школы отстали, и за выбытием 28 в учении ныне число малое". В 1 7 1 5 году в школе было всего шесть учеников и два учителя - Врум (преподаватель немецкого и латыни) и учитель французского Гаген. 3 октября 1715 года в Петербургский сенат отсылается сообщение: "И с того… числа в тех школах учения нет". Ученикам гимназии, получавшим по сентябрь включительно "кормовые деньги"", запретили выезжать из Москвы. В январе 1716 года двое из них были направлены в Латинскую школу, четверо - в "наборное учение" - учениками наборщиков гражданских книг в московскую типографию. Так прекратила свое существование основанная в 1701 году школа. За четырнадцать лет из ее стен вышло около двухсот пятидесяти воспитанников, владевших латинским, немецким, французским, шведским языками. Как правило, выпускники гимназии попадали на государственную службу: так, Самойло Копьев в 1709 году был направлен переводчиком в Посольскую походную канцелярию. В июле того же года для постижения "наивящих наук" уехал в Гамбург Авраам Веселовский, после чего он служил русским послом в Австрии, один из его братьев, Федор, - послом в Англии, другой был принят в Посольскую военную канцелярию и в январе 1710 года направлен в Копенгаген к русскому послу князю В.Л. Долгорукову. Верой и правдой служили России и другие выпускники школы.